Пароход "Перекоп" в декабре 1941 года вышел из Владивостока в очередной рейс и таинственно исчез. О его судьбе долгое время не было известно. Все считали, что пароход и его экипаж погибли... После выяснилось, что пароход "Перекоп" был потоплен японской военщиной почти у экватора; во время бомбежки и обстрела судна погибла часть его экипажа, но многие моряки спаслись. Они высадились на малообитаемом острове Большая Натуна, вблизи Борнео. Здесь они и прожили почти два года дружным, сплоченным коллективом.

   В начале 1945 года я не однажды встречался с первым помощником капитана парохода "Перекоп" Будариным, который подробно рассказал о жизни моряков на острове.

   Кочегар Бахирев, плавая со мною на пароходе "Хабаровск" в послевоенные годы, также немало рассказал и о гибели парохода "Перекоп", и о жизни моряков на чужом, далеком острове в тропиках...

   Рассказы эти мною были тщательно записаны, но этого было мало, чтобы написать книгу. Впоследствии мне удалось дополнить эти записи воспоминаниями моряков - перекопцев: Андрианова, Плиско, Олейникова, Радченко, Костюк, Зубова, Зверева, Чулынина, Зинчука и других, ознакомиться с очерком капитана Демидова, с документами, сохранившимися в архивах, личными делами моряков, письмами. Всё это и послужило материалом для повествования.

   Буду весьма признателен читателям и членам экипажа парохода "Перекоп" и их родственникам за дополнения, советы и замечания.

   Искренне благодарю всех товарищей, которые помогли мне при написании этой повести.

   I. У БЕРЕГОВ ЯПОНИИ

   Декабрьским утром 1941 года из Владивостокского порта вышел пароход "Перекоп". Он взял курс на юг, к острову Ява, в порт Сурабайя.

   Густо падал мелкий, колючий снег. Он устилал палубу, надстройки ослепительно белым мягким ковром. На кормовом флагштоке развевался алый флаг.

   На борту парохода находилось сорок человек экипажа, в том числе три женщины.

   Высокий, худощавый и сутулый кочегар Илья Бахирев, не обращая внимания на холодный декабрьский ветер, стоял без кепки у поручней на корме судна и задумчиво смотрел на дома Владивостока, живописно разбросанные по склонам сопок.

   Пароход отходил всё дальше, и дома скрывались за островерхой Орлиной горой. Слева проплыл белый квадрат холодильника, угольная база, справа - последние причалы, склады, Сигнальная сопка, мыс Эгершельд, Токаревская кошка - узкая полоска земли с маяком-мигалкой на ней.

   Ненадолго показались свинцовые воды Амурского залива и две скалы, похожие на лошадиные уши, торчащие из воды. Всё опять скрылось в белесой сетке падающего снега...

   Как всегда в начале рейса, настроение у моряков было приподнятым. Но в то же время чувствовалась грусть расставания с родным городом, с домашними, с друзьями.

   Война продолжалась уже шестой месяц, и в такие дни было тяжело оставлять семьи, Родину.

   Упорные бои велись западнее Москвы. По радио передавались сводки Советского Информбюро, и в такие часы моряки собирались в ленинской комнате.

   Первый помощник капитана Борис Александрович Бударин - невысокий коренастый человек со спокойным, смуглым лицом и гладко зачесанными назад светлокаштановыми волосами, любивший шутки и острое слово, - показывал на карте районы боев, рассказывал о подвигах советских воинов. Его подвижное, обычно всегда улыбающееся лицо было задумчивым. Сводки каждый день говорили об упорных боях под Москвой, о напряженной работе народа в колхозах и на заводах.

   Об этом и думал Бажирев, стоя на корме судна и глядя на скрывающийся в снежной пелене Владивосток.

   Маленький корабль "Алексей Пешков" был последним кораблем, встретившимся пароходу "Перекоп" в родных водах.

   - Ты что, Бахирев, стоишь здесь на ветру? Еще простудишься, - сказал незаметно подошедший к нему старший механик Ефим Кириллович Погребной.

   - Ничего, я крепкий, - отсевался Бахирев.

   - А всё-таки лучше иди-ка оденься.

   Бахирев пошел в свою каюту.

   Кто-то из провожавших забыл в каюте голубые детские варежки. Илья Бахирев вспомнил, что совсем еще недавно здесь бегали дети, заглядывали в круглые окошки-иллюмянаторы, просили привезти им кокосовых орехов, бабочек из жарких стран и непременно самого большого жука... "Да, надолго мы расстались", - глядя на варежки, подумал Бахи рев.

   А за кормой "Перекопа" бежали белые разводья и скрывалась в снежной мгле взмученная винтом бледносалатная полоса воды. У самого борта кружились чайки. Судно заметно покачивало - вышли в открытое море. "Перекоп" шел хорошо.

   Через несколько часов стало теплее, снег прекратился. В воздухе повеяло запахами весны. Быстро стемнело. Море почернело. Лишь на надстройках и мачтах белел снег. Мерно урчала внизу паровая машина, под ногами вздрагивала палуба. У борта плескалась вода. В темноте на далеком берегу вспыхивали, точно короткие молнии, белые, зеленые и красные огни маяков.

   За первые сутки плавания не встретилось ни одного судна. И лишь у берегов Кореи, на траверзе порта Фузан, моряки заметили дымки, а затем рассмотрели шедшие вдоль берега японские военные корабли.

   Море оставалось пустынным. Но вот из воды встали обрывистые берега острова Цусима. Свободные от вахт моряки вышли на палубу и долго смотрели на широко раскинувшиеся мглистые воды.

   На "Перекопе" приспустили флаг. Раздался гудок.

   Боцман Соколов снял мичманку. Вслед за боцманом снял кепку Илья Бахирев и все стоявшие на палубе.

   Моряки отдавали почести соотечественникам - участникам цусимского боя.

   Едва обошли остров, как появились японские "рыбацкие" катера. Они пересекали курс "Перекопа", шли сбоку, ложились на параллельный курс, определяя направление судна, затем обгоняли его и уходили в сторону. На палубах у японцев лежали новые сети с блестящими стеклянными поплавками; видно было, что сети эти ни разу не закидывались в море. Над рубками катеров торчали антенны радиостанций.

   Ночью у горизонта вспыхивали тоненькими нитями голубоватые лучи прожекторов, опускались на воду и освещали мертвенным светом поверхность моря.

   На японском берегу полыхало Дальнее зарево мартеновских огней.

   Ветерок, тянувший с берега, доносил до судна запахи соевого масла, вяленой рыбы, смолы, сырых сетей.

   В свете береговых прожекторов несколько раз появлялись и некоторое время следовали почти рядом с "Перекопом" военные корабли без огней, четко вырисовываясь своими черными силуэтами. Кругом было так тревожно и напряженно, что все это сразу почувствовали.

   "Перекоп" шел с отличительными и незатемненными огнями.

   В четыре часа ночи Илья Бахирев сменился с вахты. Как всегда ночная вахта - кочегары, матросы, второй помощник капитана Марк Владимирович Друг и второй механик Иван Тимофеевич Захов - долго сидела в столовой. Кочегар Бронислав Стыврин разливал в белые фарфоровые чашки кофе из начищенного медного чайника.

   Моряки ждали утра, чтобы прослушать сообщение Совинформбюро. Вели разговор о Японии.

   - Никаких птиц, даже чаек - и то не видно, - подметил Стыврин, - верно японцы их распугали стрельбой. Никак не утихомирятся...

   И вот наступило утро. Солнечные лучи ворвались через иллюминаторы, мягким светом залили столовую. Палуба, которую боцман с матросами только что окатили водой, влажно блестала, сверкала поверхность спокойного моря. Надстройки судна были такими ослепительно белыми, что глаза резало. Даже в декабре в этих южных широтах было по-весеннему тепло.

   Илье Бахиреву спать не хотелось. Он долго еще стоял на палубе. Приятно было после вахты в кочегарке подышать свежим воздухом, полюбоваться морем.

   Где-то справа лежали берега Китая, слева - Филиппинские острова. В море же не было видно ни одного дымка. А сколько здесь встречалось судов в прежние годы! Но всё замирало там, где была война...

   Бахирев, да и никто на судне еще не знал и не догадывался, что в эту ночь - 7 декабря 1941 года - Тихий океан стал ареной войны.

   Об этом узнали позже, когда Борис Александрович Бударин зачитал сводку Совинформбюро и сообщение ТАСС о нападении Японии на военно-морскую базу Пирл-Харбор.

   В тот же день было проведено открытое партийное собрание, на котором присутствовали все свободные от вахты моряки. Капитан Демидов - высокий мужчина лет за сорок - призвал экипаж к бдительному несению вахт. Бударин, прежде чем закрыть собрание, тоже призвал команду к стойкости в случае провокаций или нападения японцев на судно.

   - Все вы видели, как их катера нагло кружились вокруг нашего "Перекопа" в районе Цусимы, - сказал он. - Надо помнить и то, что хотя Япония не воюет с нами, но она союзница Германии и Италии.

   2. 17 ДЕКАБРЯ 1941 ГОДА

   Все дни стояла ясная солнечная погода. Сменившись с вахты, люди подолгу оставались на палубе. Свежий бриз овевал лица моряков. За кормой оставалась дымчатая полоса, образовавшаяся от воздушных пузырьков, попавших в воду при работе винта. Летели чайки, у форштевня играли огромные акулы. Однажды утром на поверхности моря появилось большое светлое пятно. Третий помощник капитана Андрианов удивленно доложил капитану:

   - Вижу молодой лед...

   Капитан Александр Африканович Демидов улыбнулся.

   - Вы хорошенько всмотритесь. Разве могут быть льды почти у экватора? Ведь это целая армада аргонавтов выпустила свои крошечные белые паруса и скользит, пользуясь легким ветерком. А на лед издали действительно похоже, - сказал он.

   В это время матросы уже успели выловить несколько аргонавтов и теперь с интересом рассматривали этих своеобразных мореплавателей, имеющих собственные паруса.

   Боцман Михаил Соколов тоже с любопытством посмотрел на аргонавтов, ковырнул одного своим заскорузлым пальцем с толстым ногтем, положил себе в карман и произнес:

   - Интересная штука, конечно, но вы же не пионеры, чтобы аквариумы тут устраивать. Загляделись, а работа стоит.

   - Товарищ боцман, а что если сделать аквариум на самом деле? - предложил матрос Женя Бердан. - Вернемся во Владивосток, в подшефную школу сдадим... У вас в подшкиперской найдется, наверно, подходящая посудина?

   - Ну, ладно, - согласился боцман. - Бахирев, возьми в подшкиперской старый таз. Приспособь всё так, чтобы получился настоящий аквариум... А остальным нечего зря глаза пялить.

   Матросы приводили в порядок такелаж - смазывали особым составом, расхаживали блоки; плели и вязали грузовые сетки и кранцы; мыли и красили надстройки. Шла обычная будничная работа по подготовке судна к приему груза. Команда работала дружно и слаженно, хотя среди матросов немало было новичков, впервые попавших на пароход перед рейсом.

   Боцман ревниво поглядывал на лебедки, посматривал на мачты, нет-нет, да и перегибался через фальшборт, чтобы посмотреть борта. Мачты и борта неопытному в морском деле глазу могли показаться чистыми, до боцман находил здесь так много изъянов, что только досадливо хмурился, вспоминая чистенький пароход "Кингисепп", на котором он плавал раньше.

   Вечерами боцман обычно заходил к старшему помощнику капитана Ивану Васильевичу Байдакову, вместе они намечали работы на следующий день. Затем, поужинав, он шел к себе в каюту и брался за "Краткий курс истории Коммунистической партии". На столе поблескивал письменный прибор, который подарили боцману ко дню его рождения машинисты парохода "Кингисепп". На бронзовой подставке чернильницы были художественно вырезаны весла, якорь с якорь-цепью, лежала маленькая бухта троса, искусно сделанная из перевитых проволочек. А посредине была укреплена бронзовая пластинка с выгравированными на ней названиями всех морей, где плавал боцман.

   На полочке стояли книги в красивых переплетах. Рядом с ними - вырезанный из мамонтовой кости парусник. Боцман особенно дорожил этим парусником, напоминавшим ему о его первом походе в Арктику Он часто рассказывал об этом своем плавании команде.

   Судно чуть вздрагивало, и боцман, поднявшись, отодвинул модель парусника к самой переборке, чтобы она не свалилась на пол.

   Борис Александрович Бударин часто заходил в радиорубку и спрашивал, нет ли сводок Совинформбюро.i

   Как ни далеко находилось судно от родных берегов, благодаря внимательной работе радиста Николая Федоровича Плиско коллектив парохода был в курсе всех событий на Родине.

   В последние дни часто передавались сообщения "В последний час", которые особенно радовали команду.

   Борис Александрович рассказывал о героизме защитников Севастополя, Ленинграда. Рассказывал он о поражении немецких войск под Москвой, о провале немецкого плана окружения и взятия советской столицы.

   - И вот, товарищи, - говорил Бударин, - вслед за Тихвином, за Ельцом, за Клином вчера, 16 декабря, советские войска после ожесточенных боев овладели городом Калинин.

   Никогда еще за последнее время не был таким радостным и воодушевленным Борис Александрович. Он улыбался, лицо его светилось.

   - Итак, товарищи, отметим на карте освобождение этого города.

   - Борис Александрович, большую звезду рисуйте, - смущенно улыбнувшись, сказала дневальная Дуся.

   Бударин подал Евгению Бердану красный карандаш и тот старательно вывел лучи пятиконечной звезды вокруг освобожденного города.

   Все зааплодировали.

   Моряки гордились подвигами своих собратьев на Черном и Балтийском морях. Особенно часто на "Перекопе" вспоминали капитана Смирнова, который провел свое судно с тысячами эвакуируемых из прибалтийских городов женщин и детей через вражеский огненный вал. Капитан погиб во время этого рейса, но выполнил свой долг перед Родиной.

   В момент такого разговора Бахирев услышал тихий гул. Подняв голову, он увидел темную точку в голубом небе.

   - Самолет! - крикнул Илья.

   Вскоре уже хорошо можно было различить самолет с японскими опознавательными знаками, летевший прямо к "Перекопу". Судно было торговым, поэтому моряки не беспокоились. На "Перекопе" подняли позывные флаги, обозначающие название судна и его национальную принадлежность. На втором трюме тоже выложили советский флаг, специально нарисованный на брезенте, хотя и кормовой флаг был ясно виден.

   Но самолет, приблизившись, лег на боевой курс, и вот с резким визгом полетели вниз бомбы.

   - Лево на борт! - подал команду капитан Демидов. Матрос Зверев быстро переложил руль, и судно уклонилось от бомбы. Вблизи "Перекопа" поднялось два столба воды и раздался глухой взрыв. Всех находившихся наверху обдало водой, упавшей на палубу.

   - Что это - невооруженное судно бомбят... Бандиты! - негодовали моряки.

   - Под укрытие, под укрытие! - громко прокричал матрос Чулынин, передавая распоряжение капитана.

   Самолет развернулся и зашел вторично на судно. Отбрасывая на палубу скользящую черную тень, он пронесся, чуть не задев дымовую трубу. Сейчас не было сомнений в том, что летчик прекрасно видел опознавательные флаги и поднятые позывные. Однако от самолета опять со свистом оторвались бомбы и легли почти у самого борта.

   Сбросив все бомбы, самолет покружился над "Перекопом" и улетел.

   В левом борту судна обнаружили Небольшую пробоину и осколок бомбы, застрявший в рыбинсе.

   Аварийная партия под руководством боцмана Соколова быстро заделала пробоину.

   Наступила гнетущая тишина. Затем матросы и кочегары заговорили:

   - Разве Япония начала войну с нами?

   - Нет, не может этого быть... По радио мы узнали бы об этом, нас предупредили бы из Владивостока.

   По распоряжению капитана весь экипаж занялся подготовкой бота и шлюпок на случай высадки экипажа с судна. Носили продукты, проверяли весла, паруса, осматривали анкерии и наполняли свежей питьевой водой. Повар Олейников, пекарь Гасюк и дневальный, всегда угрюмый, черный, как цыган, Марк Дубинин на камбузе дополнительно выпекали хлеб. Свободные от вахты машинисты и кочегары под руководством старшего механика Погребного и первого помощника Бударина устанавливали по бортам пустые железные бочки и набивали их промасленной паклей, чтобы можно было, если повторится налет, поставить дымзавесу.

   Около двадцати двух часов из Владивостока получили радиограмму, в которой рекомендовалось изменить курс судна с расчетом пройти утром под прикрытием острова Натуна, а затем повернуть на вест и взять курс на Сингапур, где стояли наши суда и находился советский консул. Там следовало уточнить безопасный курс для продолжения рейса по назначению - на Яву.

   В радиограмме также сообщалось, что Советский Союз находится в мирных отношениях с Японией, и что о нападении японского самолета на советское судно доложено нашему правительству.

   Всю ночь шли с полным затемнением.

   Капитан не уходил с мостика. Впередсмотрящие зорко вглядывались в темь южной ночи, но в море ничего не было видно: ни огонька, ни силуэта корабля. Лишь небо, как всегда, было в сияющих южных звездах. И как ни искали люди привычных им с детства звезд - не могли отыскать: Далеко они были от родных мест. Лишь у самого горизонта на севере угадывалась Полярная звезда.

   Илья Бахирев и его напарники по вахте кочегары Стыврин и Агарков долго сидели на трюме. К ним подсели машинисты Будоян и Анипко. Затем подошел Бударин и тихо сказал:

   - Идите спать, отдыхайте, берегите силы. А то может еще впереди и не такое быть.

   - А что же вы сами не отдыхаете, Борис Александрович? И стармех тоже в машине, и капитан на мостике...

   - Ну, мы - другое дело, нам так положено, - улыбнулся Бударин. - А вам вахты стоять... Отдыхайте, пока можно. Чего доброго, на рассвете непрошеные гости опять пожалуют...

   Моряки не знали, что для некоторых из них это была последняя ночь, проведенная в дружеской беседе.

   3. ГИБЕЛЬ ПАРОХОДА "ПЕРЕКОП"

   Солнечно. Небо чистое. Кругом морская беспредельная синева, и по ней вздымаются океанские волны. Видимо, на севере прошел большой шторм. Вдали на горизонте тонкой поломкой темнеет остров. По распоряжению капитана Демидова были выставлены посты наблюдения: на носу, корме и на обеих мачтах. Судно слегка покачивало.

   Весь экипаж в напряженном и приподнятом настроении.

   В двенадцать часов Иван Степанович Андрианов сдал вахту второму помощнику Марку Владимировичу Друту. Доложив капитану, находившемуся неотлучно на мостике, о сдаче вахты, Андрианов зашел в штурманскую, чтобы сделать записи в журнал, и здесь услышал голос матроса Нечаева, находившегося на фок-мачте:

   - От оста самолеты, шесть штук!

   Взглянув на часы, Андрианов записал:

   "12 часов 05 минут появились самолеты. - Выскочив на мостик, он продолжал записывать: - От оста шесть самолетов на высоте 300- 400 метров идут прямо на судно. Хорошо видны японские опознавательные знаки на фюзеляжах и крыльях".

   Это были японские бомбардировщики.

   Вслед за первыми шестью самолетами появилось еще две новых шестерки. Через несколько секунд моряки заметили, что бомбардировщики легли на боевой курс.

   По всему судну резко задребезжал звонок: объявлена тревога. Моряки разбежались по своим местам согласно расписанию.

   Макаренков выскочил наверх. Вслед за ним поднялся и Стыврий. По расписанию тревог их место было на палубе у пластыря - огромного, связанного из манильского троса мата, похожего на щетку; опуская мат на специальных концах за борт, им закрывают пробоину.

   В кочегарку спустился Радченко. Видя, что Бахирев, окутав голову полотенцем и обливаясь потом, шурует в топках, он тоже принялся за работу. Пламя из раскрытой топки освещало полуобнаженный торс Бахирева и вновь меркло, как только он закрывал топку.

   Коренастый, всегда несколько медлительный в движениях, Радченко преобразился и работал быстро. Круглое лицо его то освещалось, то покрывалось тенью. Забрасывая уголь, он крикнул Бахиреву, что на судно налетели восемнадцать японских самолетов.

   В этот миг раздался взрыв, и в машине сразу стало темно. Погасло электричество. Лишь на какую-то долю минуты становилось светло, когда кочегары открывали топки.

   Бахирев понял, что в судно попала бомба. "Наверху ребятам трудно приходится", - подумал он.

   Андрианов стоял на мостике и считал сброшенные бомбы. Капитан Демидов резко отдавал команды, и матрос Василий Зверев, стоявший у штурвала, торопливо перекладывал руль. Судно описывало зигзаги, уклонялось от бомб.

   И всё же одна бомба попала в подшкиперскую около брашпиля. Вспыхнул пожар. Вся носовая часть парохода затянулась дымом. Языки пламени взметнулись над судном. Боцман Соколов, кочегар Стыврин, Анипко и Рева неподвижно лежали на палубе. Их убило разорвавшейся бомбой. Боцман лежал с открытыми глазами, крепко зажав в руке брандспойт. Пущенная под напором вода хлестала длинной струёй.

   Андрианов, сбежав с мостика, с трудом высвободил из мертвой руки Соколова шланг и направил струю воды в огонь. В этот миг на лебедках второго трюма разорвалась еще одна бомба. Андрианова воздушной волной отбросило в сторону, и он упал... Левая рука его была перебита, белела торчащая кость. Кровь текла из раны, носа, рта и ушей. Он с трудом поднялся и, шатаясь, пошел, держа брандспойт. Но вода не шла.;

   Андрианов хотел крикнуть на мостик, чтобы позвонили в машину узнать, что там случилось с насосом, но вместо мостика он увидел там бесформенную груду железа.

   Самолеты продолжали бомбить судно.

   Андрианов машинально подсчитывал число взрывов.

   Превозмогая боль, он пошел на спардек и только поднялся сюда, как увидел лежащего здесь машиниста Алексея Зорина. У него была оторвана одна нога и живот был распорот осколком. Бледное лицо Зорина покрылось холодным потом.

   - Помоги, Иван Степанович, - чуть слышно прошептал он, увидев помощника капитана.

   - Сейчас, сейчас, Алексей. Потерпи чуть, я позову Евдокию Васильевну, - и Андрианов побежал в медпункт.

   - Евдокия Васильевна, там на спардеке Зорин умирает... Ногу оторвало... Перевяжите его.

   - У меня бинтов уже нет, - ответила та и крикнула буфетчице Рахмановой:

   - Скорее режьте простыни на бинты! Да скорее же!.. Со спардека Евдокия Васильевна вернулась сразу: ее помощь не понадобилась. Зорин был мертв.

   Восемнадцать самолетов кружилось над судном, сбрасывая бомбы. Недалеко от судна плавала перевернувшись спущенная шлюпка, за нее держались люди. И вот самолеты начали расстреливать их. Люди ныряли| в воду, скрывались под дымом, тянувшимся полосой от зажженных на палубе дымовых бочек.

   Судно дрогнуло. Это опять в носовую часть попала бомба. "Перекоп" еще больше погрузился носом в воду. Послышалась повторная .команда капитана Демидова:

   - Всем оставить судно!..

   Старший помощник Байдаков со вторым помощником Другом и матросами с левого борта спардека спускали вторую шлюпку. В ней уже видело четверо раненых. Увидев женщин и Андрианова, выбежавших из медпункта, Байдаков крикнул:

   - Быстрее прыгайте в шлюпку.

   Но едва люди вскочили в шлюпку, как рядом раздался взрыв. Шлюпка упала в воду и перевернулась, накрыв всех сидящих в ней.

   Очутившись под шлюпкой, Андрианов попробовал вынырнуть из воды, но каждый раз он ударялся головой о шлюпку. Дышать стало нечем. Андрианов начал захлебываться и терять силы. "Что же это - неужели табель?"

   В это время кто-то крепко ухватился за него, и Андрианов почувствовал, что тонет. Собрав последние силы, он сделал рывок и уже в следующую секунду оказался на поверхности, метрах в шести от судна. А чуть ближе к борту барахталась в воде буфетчица Анна Николаевна. Самолеты продолжали обстрел. Андрианов пытался, действуя одной правой рукой, отплыть подальше от судна. Спасательный пояс, надетый кем-то на Андрианова, развязался.

   Много авиабомб разрывалось вокруг парохода. От поднимающихся высоких всплесков воды рябило в глазах. Клубы желтого дыма, вспышки огня, вихри осколков и водяных брызг от пуль - всё смешалось вместе.

   Николай Федорович Плиско лихорадочно передавал в эфир:

   - ...СОС тчк Бомбят японские самолеты тчк Широта ноль четыре градуса зпт двадцать минут...

   Раздался взрыв... Стенка рубки куда-то улетела, и Плиско очутился на спардеке... Ни радиорубки, ни аппаратуры больше не было... На палубе лежал лишь вахтеяный журнал. Плиско схватил его, поискал позывные, вложил в журнал. Там лежало несколько радиограмм, недавно полученных из Владивостока на имя моряков "Перекопа", в том числе две телеграммы боцману Михаилу Соколову. "Отдам боцману телеграммы позже, а сейчас надо доложить капитану", - подумал радист и быстро поднялся на уцелевшее еще правое крыло мостика, где стояли капитан Демидов и первый помощник Бударин.

   - Связь нарушена, радиограмму передал частично.

   - Идите на корму, спускайтесь в шлюпку, - приказал капитан. - Судно тонет.

   Плиско побежал на корму, засунув за пазуху вахтенный журнал. По пути он сбросил за борт три спасательных плота, сбросил и четвертый, но закрепил его пеньковым концом на палубе парохода...

   - Самолеты пошли на новый заход, - долетел в кочегарку голос с вверху.

   И опять послышалось несколько взрывов.

   В это время в кочегарку вбежал второй механик Захов. Кочегары узнали его в темноте по голосу.

   - Есть кто живой в кочегарке? - спросил механик.

   - Есть, есть, - ответил Бахирев.

   - Оставить кочегарку, подняться всем наверх.

   - Что случилось?

   - Судно тонет. Живее!

   Захов пробежал в бункер - проверить, нет ли там людей, а затем возвратился в машину и быстро заклинил клинкеты в кочегарку и туннель гребного вала.

   Бахирев и Радченко торопливо начали стравливать пар и выгребать жар из всех топок, чтобы не взорвались котлы. При взрыве котлов; гибель грозила даже тем, кто будет находиться в шлюпках на воде.

   И лишь после того, как они выгребли жар из топок, Илья пошарил рукой наверху решетки и схватил спасательный пояс. Нащупывая поручни трапа, он поднялся наверх, за ним и Радченко.

   Яркое солнце больно резануло глаза. Бахирев на миг зажмурился, но в следующую минуту увидел, что люди бежали по палубе к шлюпкам две шлюпки уже покачивались на воде.

   Судно всё глубже погружалось носовой частью в воду и было охвачено пламенем и дымом, поднимавшимся черным столбом в чистое небо. Над судном с воем кружились самолеты, обстреливая из пулеметов шлюпки.

   - Быстрее в шлюпку! - крикнул с мостика капитан Демидов.

   Но голос его потонул в гуле и громе нового взрыва. На этот раз бомба попала прямо в угольный бункер. В воздух поднялось облако черной пыли, полетело рваное железо.

   Бахирев перескочил через борт, намереваясь спуститься по трапу, но не удержался, сорвался вниз и упал прямо в бот. Обе его ноги были ранены, хотя боли он и не чувствовал. Но спина нестерпимо болела, видно он ударился, когда падал.

   Евдокия Васильевна Костюк - судовой медик - быстро перевязала ноги Ильи.

   Бот отошел от парохода. В это время кок Тимофей Захарович Олейников прыгнул с палубы судна, держа в руках большую сверкающую кастрюлю. В другое время это вызвало бы смех, а сейчас всех волновала мысль - почему он не бросит кастрюлю, чего доброго утонет еще.

   Самолеты, казалось, оставили судно и ушли к острову.

   Но едва бот начал подходить к судну, чтобы забрать оставшихся там людей, как самолеты опять налетели и сбросили бомбы.

   Поднявшиеся потоки воды залили шлюпки. Развернувшись, самолеты продолжали обстреливать людей из пулеметов. Спасаясь от обстрела, многие выпрыгнули из бота и шлюпок в море. Всюду видны были фонтанчики и всплески от пуль и осколков. Воздух дрожал от визга, шума, взрывов. Но вот на судне раздался оглушительный треск, "Перекоп" резко пошатнулся и еще больше ушел носовой частью в воду. Винт теперь высоко поднялся, и судно не тонуло только потому, что воду еще сдерживала переборка машинного отделения.

   А самолеты всё кружились над гибнущим судном, поливая людей свинцом.

   Кочегар Агарков начал спускаться за борт по талям. Но уже через секунду ни Агаркова, ни талей не было. Пули щелкали по стали судна. Носовая часть горела. Полыхал почти затопленный первый трюм. Горели и корма и средняя надстройка; вспыхивали всё новые и новые очаги пожара.

   Самолеты, наконец, ушли на северо-восток... Наступила гнетущая тишина.

   - Ну что ж, и нам пора сходить, - сказал капитан. - Ничего уже нельзя изменить... Надо побыстрее собрать людей на воде и направиться к ближайшему острову Большая Натуна. Борис Александрович, запомните - долгота острова 108 градусов, широта северная 4 градуса. До острова миль двенадцать. А теперь попрощаемся, на всякий случай, - взволнованно сказал Демидов и неловко обнял Бударина.

   Они опустились на болтавшийся у борта плот, который привязал Плиско. Раненый капитан двигался с трудом, и ему помогали спуститься Бударин, Марк Друт, радист Плиско, матрос Чулынин. К ним присоединился также старший механик Погребной.

   В это время к плоту подошел бот. Моряки с плота перешли в бот, где уже находились старпом Иван Васильевич Байдаков, женщины, Радченко, Бахирев и Захов.

   Затем все шлюпки собрали вместе. Капитан распорядился вычерпать воду и побыстрее собрать тех людей, которые плавали еще вокруг судна. Подобрали Владимира Зинчука, Андрианова и буфетчицу Анну Николаевну, у которой оказалась перебитой левая нога.

   - Девяти человек нехватает, - произнес Бударин.

   - К острову поплыл Леонид Сухонос, - сообщил Андрианов. - Значит, не хватает восьми человек.

   Капитан приказал шлюпкам следовать к острову Большая Натуна, который чуть виднелся на горизонте, далеко к югу.

   - Держитесь прямо к острову и выходите к западному мысу, там все соберемся, а уж потом вместе выйдем на берег, - сказал капитан. Старший помощник Байдаков, первый помощник Бударин и матрос Зверев поднялись на судно, чтобы еще раз осмотреть его и проверить, не остался ли там кто-нибудь из раненых.

   Илья Бахирев попросил разрешения тоже подняться на тонущее судно, помочь осмотреть его и взять что-нибудь из одежды. Капитан разрешил.

   Поднявшись на палубу парохода, Бахирев бегом направился на корму в кубрик команды. Бежать по исковерканной наклонной палубе было трудно, и он то и дело хватался за фальшборт. Старпом Байдаков, матрос Зверев и Бударин побежали в среднюю надстройку. Пароход носом сильно ушел в воду и имея большой крен на борт. Часть палубы была в воде, то здесь, то там вырывались языки огня. Раскаленные листы железа вздувались и рвали заклепки. (Стекла иллюминаторов покрывались сеткой блестящих трещин, из них вываливались куски, и тогда из образующихся дыр вырывался желто-черный дым и языки огня.

   Бахирев вскочил в кубрик, но в нем ничего не было видно из-за дыма. В коридоре клокотал бушующий огонь. Людей Бахирев не обнаружил. Тут ему под руку попался большой узел, и он взял его, чтобы защитить им лицо от огня.

   Трап в коридоре неожиданно рухнул, и выход Бахнреву оказался отрезанным. Сердце у него похолодело. Но раздумывать было некогда. Выбросив узел наверх, Бахирев подпрыгнул и ухватился за скрюченное взрывом рваное железо. Порезав руку, он не выпустил железа и уже в следующий миг был на палубе. Но тонущее судно не хотело выпускать Бахирева из плена. Раскаленная покоробившаяся палуба рухнула перед ним в трюм. Бахирев забегал по узенькой полоске остатка палубы.

   Бударин, старпом Байдаков и матрос Зверев, осмотрев судно, сбросили вниз простыню и несколько кителей, спустились в бот и кричали оттуда Бахиреву:

   - Давай быстрее! Судно тонет!..

   Илья бросился в воду, поплыл, загребая одной рукой, потому что другой рукой держал узел высоко над головой, хотя в этом не было уже смысла: узел был мокрым. На воде он увидел выпавшую из узла детскую рукавичку. Он умудрился схватить рукавичку зубами. Вскоре Илью вытащили из воды в бот и он потерял сознание.

   - Тонет! Тонет "Перекал"!

   От этого крика Илья очнулся. В шлюпке все стояли, обернувшись в одну сторону. Экипаж прощался с судном. Раздался глухой взрыв - это вода продавила машинную переборку. Поднялся столб огня. Бот закачался на набежавшей волне. Корма судна поднялась, и на синем небе ярко вырисовывался алый флаг. Судно быстро погружалось. Флаг трепетал, как живой. Моряки смотрели туда, где только что был "Перекоп", и на глазах у них навернулись слезы. Над местом гибели судна сомкнулась волна, поднялись воздушные пузыри, появилась пена. Стремительно выскочила на поверхность доска. Потом всплыл спасательный - круг, выкрашенный в белую и красную краску. На нем ясно выделялась надпись: "Перекоп", и ниже более мелко - "Владивосток".

   - Надо подобрать, - глядя на круг, сказал Бударин. - Другой, -новый "Перекоп" будет плавать под алым флагом. Обязательно будет плавать!

   К боту подошли обе шлюпки. Они догнали Сухоноса и вытащили его из воды. Это был последний спасенный. Остальные восемь человек погибли: пятеро на судне от бомб, трое на воде - от вражеских пуль.